23 февраля — День защитника Отчества. В этот праздник наряду с поздравлениями всех мужчин (начиная чуть ли не с пелёнок) чествуем мы тех, кто в разное время стоял на страже своей страны, прошедших Афган, Чечню, Северный Кавказ, Среднюю Азию и другие горячие точки. Но ветеранам Великой Отечественной войны — всегда особый поклон. К тому же в живых тех героев с каждым днём становится всё меньше.
Перед самым праздником журналист «ЧН» встретилась с двумя участниками той страшной войны. Оба они юными ушли на фронт и воевали до самой победы. Сейчас, скорее всего, даже не зная друг друга, живут в соседних домах в новоюжном районе. А на фронте какое-то время даже воевали неподалёку друг от друга — в Прибалтике.
Там, где пехота не пройдёт
С Алексеем Степановичем Бесчастновым я познакомилась за день до его 84-летия. В школу на встречу с ребятами должен был прийти другой ветеран, но приболел. Позвонили домой Алексею Степановичу. И несмотря на гололёд, мороз и возраст, минут через 15 в музей боевой славы буквально вбежал седовласый мужчина. Попросив не беспокоиться, скинул куртку, достал из кармана пакетик из-под молока и протянул его мне. «А что там?» — спросила я удивлённо. — «В этом костюме недавно ходил я к родственнику на свадьбу, пришлось отстегнуть. Помоги вернуть их на своё место», — Алексей Степанович высыпал на стол медали. Так мне, рядовому журналисту, пришлось взять на себя роль главнокомандующего и пристегнуть к пиджаку героя восемь медалей и два ордена. «То, что сохранилось, — комментировал во время торжественного процесса ветеран, — остальные внучата да правнуки порастеряли». И начал рассказ.
На фронт 17-летнего Алёшку взяли в июне 1944 года. Сначала окончил танковую школу в Ульяновске, потом попал на II Прибалтийский фронт, был командиром тяжёлого танка ИС-3 (в честь Иосифа Сталина). Свой первый бой принял уже 18-летним, под Кёнигсбергом. Помнит, как брали этот город-крепость:
— Окружён он тремя каменными стенами. Бьём мы по ним, а снаряды отскакивают. Понять не можем, что такое. Хорошо один командир предложил применить тяжёлые термитные снаряды, которые разрешались только в особых случаях. Помогло, но потом пред нами предстал такой сюрприз, что диву дались и бывалые военные. Пространства между стенами были залиты жидким каучуком, благодаря которому стены срабатывали как пружины и отбрасывали снаряды обратно. Сколько наших ребят полегло из-за этой вражеской хитрости!
А потом была война с Японией. После победы над Германией мы думали, что едем домой, а попали снова в пекло. Выгрузили нас посреди пустыни, и потом 120 километров шли мы по нескончаемым пескам. Жара под 50 градусов, вода строго по порциям. О том, чтобы умыться, даже и не думали. Поэтому у каждого было единственное желание — добраться до воды. Даже жара была ничто по сравнению с жаждой. Потом нашей части довелось брать Большой Цхинвал, Порт-Артур. В Японии я удостоился и офицерского звания — капитан. Но война для меня на этом не закончилась. В 1949 году я попал в Корею, потом в Пекин, где жил два года. Военную форму носил с 1944 до 1952 года. Может, потому и сейчас годам стараюсь не сдаваться.
Девчонки на войне
В отличие от первого собеседника к Анне Васильевне Балыбердиной за воспоминаниями пришлось идти самой: из-за больных ног ей нелегко передвигаться даже по дому. Сколько усилий пришлось приложить, чтобы разговорить эту хрупкую женщину. Не любит она вспоминать о войне, а тем более о своих подвигах, считая их обычными армейскими буднями. «У меня даже соседи не знают, что я участница Великой Отечественной», — говорит Анна Васильевна. А потом добавляет: «Если бы вы знали, как трудно было девушкам на войне, а ещё труднее после неё, когда в нас тыкали пальцами те, кого мы защищали. Знаем, мол, зачем женщины на войну рвались».
— Ушли мы на фронт Маньками, а служили Ваньками, — печально вздыхает Анна Васильевна. — Сейчас многие говорят, что отправлялись добровольцами. Бог им судья. Мне таковые встречались редко, а девчата частенько всеми правдами и неправдами старались вернуться домой. Сама я родом из Килемарского района Марийской республики. Многое повидала ещё до того, как стала солдатом. Вот и в тот раз нас отпустили домой, велели помыться в бане, а поутру снова собраться. Из района нас было 48 девушек, мы все думали, что опять едем на оборонные работы. Потом была медкомиссия, половину девчат отправили домой, а остальных постригли под мальчишек и... выдали военную одежду. Только тогда мы и узнали, что едем на войну.
13 января 1943 года я приняла присягу, 14 февраля меня направили в Москву, в штаб дивизии. На курсах получила специальность радиста, а потом была направлена в Прибалтику, в Латвию. Попала в Ригу практически сразу после её освобождения. Жителей в то время там практически не было, все эвакуировались, но те, что остались, русских не любили. Поэтому даже на посту нам не разрешали быть по одному (часовых часто похищали). Страшно и трудно было даже мужчинам, а представляете, каково молоденьким девчонкам. Перебрались мы как-то на новое место, дали нам землянку — обустраивайтесь. Заглянули мы в неё, а она затоплена. Воду отчерпывать нечем, хорошо рядом была деревушка, сбегали за вёдрами. Начали обживать, а землянка возьми да и обвались. А какие из девчонок плотники?
Однажды я чуть не попала на гауптвахту. Больше всего нам приходилось стоять на посту: в одной руке — трубка у уха, в другой — оружие. Нужно уследить за всем, что в воздухе и что на земле. По звуку определять, какой самолёт пролетел, на какой высоте. Как-то командиру показалось, что я проследила немецкий самолёт. Вызывает меня к себе, спрашивает, куда он пролетел, а я говорю, что не было никакого самолёта. Был, уверяет, а ты проморгала, отправляйся на «губу». Отвечаю: пошла бы, да не в чем. Как? Ходили на связь, промочились, сушили сапоги на печке, а те сгорели. Посмотрел он на мои ноги: так ты ещё и не по форме одета — на гауптвахту! Поехала я на станцию, но пока была в дороге, выяснилось, что самолёт тот, не долетев до нас, свернул в сторону другой части. Извинился командир, меня отпустили.
Об окончании войны я узнала первой среди своих. Ночь, я на посту, в 2 часа звонок командира: срочно начальника к телефону. Бегу, бужу, а та в ответ: скажи, что болеет и прийти не может. Возвращаюсь назад, так и так. Командир: нет, позови! А потом радостно добавляет: скажи, кончилась война! Бегу, снова бужу, а та опять не встаёт: среди ночи ещё шутить вздумала, на «губу» отправлю. Какие, смеюсь, шутки, выгляни в окно — девчонки песни поют, пляшут. Выпили по сто грамм, достали гитару, отметили победу.
Кто меня встретил, когда вернулась домой? Стадо коров! 29 июня (это было воскресенье) вечером мы с подругой прибыли в Санчурск, там встретили своих деревенских, которые приехали на базар. Кинули на их телегу вещмешки, а сами пошли пешком. Подходим к деревне, а там как раз коров с поля гонят. Прибежали соседи, начались расспросы. Отец кое-как остановил: дайте, говорит, ей покой, завтра придёте. А на дворе уж утро.
Страшное это дело — война. Забрала она у нашего поколения и молодость, и здоровье, и счастье, а у многих и жизнь. Сейчас в одиночестве порой всплакнётся от обиды. Кому мы, старики, нужны. Если вспоминают о нас — только к празднику открыточкой.

Первоисточник: "Чебоксарские новости"